Алексей Васильев как автор пребывает в состоянии постоянного «самоварения» и герметичного существования. Его сложившийся образ — это художник затворник или аскет. Образ жизни вне художественной среды, вне трендов и вне социума, где предметом рефлексии становится его непосредственное окружение, а каждая выставка — результат разной степени отрешенности и полного погружения в процесс. За короткий период полной концентрации создаются новые работы на холстах, бумаге, кальке и бетоне.

Васильев широко использует контрастные отношения, порой это максимальный вариант чистых черного и белого без каких-либо полутонов. Такие соотношения всегда обеспечивают работам внешнюю броскость и внутреннее напряжение. Изображение нарочито плоское, нет ни намека на реалистичное правдоподобие, только гротескное сгущение. Художник отказывается от иллюзорного пространства и стремится к упрощенной трактовке предметов, их непременной деформации. Важный аспект в творчестве Васильева — работа с линией, в ней сокрыто главное сообщение. Резкая, неровная, изломанная линия транслирует больше, чем номинальный сюжет.
​
Часто Алексей Васильев создает композиционно однотипные портреты. Намерено повторяя одни и те же две-три позы, он рисует портрет, опираясь на историю человека, стараясь изобразительным шаблоном максимально уменьшить вмешательство рационального в появление портрета на листе. За каждым портретом есть своя история — столкновение с реальной или выдуманной биографией, эпизодом из жизни персонажа.

«Я работаю в концентрированно-лабораторных условиях, где моими героями становятся «полные идиоты», раскрашенные ярким черным и проиллюстрированные длинными названиями, объясняющими хоть как-то, кто перед тобой, дорогой зритель. Появляясь один за другим, они создают мой черно-белый социум, мой лагерь, мою vip-зону в гетто мастерской».

Отсутствие портретного сходства с человеком и важность только ситуативного контекста с привнесенными извне смыслами, в котором оказывался художник или мог оказаться вместе с конкретным персонажем. Именно этот ситуативный момент отражается в названиях работ — «Вечерняя орбита пчелы возле арбуза и тополя», «Она натирала бананы мятной жвачкой», «Синдром рыбака», «Разрезая полароид» и «Язык жеста». Такие поэтические подписи к каждой работе становятся маркерами сюжетных линий по которым можно считать и погрузиться в очень личные истории.